Забулькали пузыри — нереида на миг скрылась под водой. — Смотри, куда клонишься! Ты мне холодное железо на голову уронил.

— Прости, — сказал я, клонясь в другую сторону. — Так что насчет людей?

— Их не бывает. И не слишком ли ты стар, чтобы верить в эти сказки? Еще заявишь сейчас, что веришь в науку.

— Ладно, забудь, — буркнул я, отворачиваясь.

В груди у меня вырос холодный ком безнадежности. А нереида возмущенно заплескалась:

— Но как же ихор?! Неужто не дашь?

— Да с чего бы? — покачал я головой. — Ты мне нисколько не помогла.

— Минуточку! Подожди, гном. Может, тебе что-нибудь расскажет другая нереида. Если отдашь мне ихор, я ее разыщу и приведу.

— Половину отдам, — пошел я на компромисс, и пришлось вырывать кубок из рук нереиды — она попыталась выхлебать все до донышка.

Но вот что я вам скажу: нереиды слово держат. И десяти минут не прошло, а она уже вернулась вместе с товаркой, преизрядно потрепанной жизнью: одноглазой и покрытой шрамами с головы до хвоста. Товарка лишь невнятно бубнила, пока я не показал ей ихор. Тут она взбодрилась:

— Дай! Дай!

— Это Сахайя, — представила ее первая нереида. — Она не в себе: несколько веков назад попыталась проплыть между Сциллой и Харибдой и начисто лишилась ума. Зато иногда рассказывает о людях.

— Люди, — забормотала Сахайя, почесывая жабры. — Люди существуют, я знаю. А еще знаю, откуда берутся утопленники. Вылезают из своих плавучих раковин и тонут. Все они, прежде чем стать утопленниками, были людьми.

— Убедился? — хихикнула первая нереида. — Ума у нее как у морского ежика.

Я шикнул, и она, хлопнув по воде хвостом, с достоинством погрузилась.

А Сахайя все таращилась на кубок с ихором.

— Это ведь мне? — спросила она с мольбой.

— Тебе, если поможешь. Не замечаешь во мне ничего странного?

— Ты про заклятие? Про холодное железо?

— Это сделал человек. — Я старался не обращать внимания на регулярное позвякивание у моих ног.

Сахайя загоготала, ныряя, пуская пузыри и выныривая.

— Слыхали? Слыхали? Я же не лгала! Они существуют!

Было очень трудно объяснить Сахайе, что мне от нее нужно, но в конце концов я справился. Она зажмурилась и заговорила:

— Вот что я тебе скажу: мне доводилось всплывать почти до самого Света, и кое-что я там слышала. Но не жди подсказки насчет того, как тебе избавиться от человеческого заклятия.

— Слышала? А что именно ты слышала?

— Голоса. Гном, Сахайю считают безумной, но что она знает, то знает. До меня доходили голоса извне. Я слышала разговоры людей.

Тут меня пробрал холодок, но я упорно допытывался:

— Может, ты слышала нечто такое, что помогло бы мне? Если люди попадают в беду, — (фантастическое предположение!), — то как они справляются?

Сахайя удивила меня своим ответом:

— В беду? Ага, такое бывает, я сама слышала. Порой люди криком кричат от страха и отчаяния, но их проблемы непременно решаются. Людям помогает Хель[55].

— Хель? Дочь Локи, сестра волка Фенрира?

— Она самая. Когда дела у человека плохи, ему советуют пойти к Хели. Вероятно, он так и поступает, хотя утверждать не возьмусь.

У меня от волнения задрожал голос:

— Думаешь, если я приду к Хели, она снимет чары?

Но Сахайя в ответ лишь пожала жабрами. Она снова увидела кубок с ихором и пришла в неистовство. Я пытался задавать вопросы, но нереида знай твердила: «Дай! Дай! Дай!» Наконец я уступил, и она, бессвязно бормоча и булькая, вернулась в пучину.

Я принял решение: пойду к Хели. Разумеется, дорогу я знал. Мы, гномы, путешествуем мало, но земные недра — наша родная среда.

Чем же подкупить Хель, королеву мира мертвых? Мне ровным счетом ничего не приходило в голову. В конце концов я решил идти с пустыми руками — просто упаду перед ней на колени, отдамся на ее милость. Хотя вряд ли этой милости у нее избыток, иначе разве бы стала она владычицей Хельхейма?

Я прекратил гадать — все равно мозги работали плохо — и выскользнул из пещерки. В Срединном королевстве царил сыр-бор; чудо, что я никем не замеченным добрался до малопосещаемого района, где находится Тартарская скважина. Оставалось лишь перебраться через край и спрыгнуть. Это интересное путешествие, но слишком хорошо известное всем гномам, чтобы стоило его сейчас описывать.

У нижнего конца скважины я воззвал к Воздуху и Тьме. Они перенесли меня к Хельхейму и возвратились в нижнюю бездну. Здесь гранитные стены вздымались до красного лавового неба. Ни звука я не слышал, стоя перед грандиозной твердыней и глядя на железные ворота. Как же пройти через них?

Я не успел ничего придумать — на меня ринулся косматый трехглавый гигант. Он заходился бешеным лаем; с клыков капала слюна; шесть глаз пылали огнем. Цербер — сущий монстр, а я к тому же забыл прихватить для него пирожков или косточек. Я знал, что серьезных увечий он мне не причинит, но кусать может больно. А потому дождался, когда он приблизится, и попытался себя заколдовать. Лишь в самый последний момент вспомнил, что заколдован человеком, но было уже поздно. Отчего-то моя собственная магия, в отличие от магии других гномов, сработала. Возможно, дело в том, что я находился внутри заклятия, а потому ничто не помешало мне превратиться в блоху.

Цербер замер и вытаращил зенки, а я запрыгнул ему на спину. Все кусал, кусал, кусал — наверное, уже не из необходимости, а просто из вредности, — пока он не зачесался. И это смахивало на землетрясение. Я закрыл глаза и вцепился в шерстину.

Тряска наконец прекратилась, теперь мне оставалось только ждать.

Кормили Цербера на закате. Прошло не так уж много времени, прежде чем пес развернулся и поскакал к Хельхейму. На краю огромных ворот отворилась калиточка и сразу закрылась за нами. Наступила полнейшая неподвижность. Она здорово действовала на нервы, но мой взгляд оставался опущенным — я не смел осмотреться, поскольку помнил, из чьих чресел выскочил отец Хели на серой заре Вселенной, когда еще не затих рев Имира. Хельхейм не самое приятное место для пребывания…

И тут я понял, что нахожусь в присутствии Хели. Вернул себе родной гномий облик и спрыгнул с Церберовой спины. Он было зарычал, но не накинулся, а убрался в угол, где и лежал потом, злобно глядя на меня налитыми кровью глазами.

Я со всем почтением преклонил перед Хелью колени. Зал, где я очутился, был не длинен и не широк, но все же огромен — за счет высоты — и наверху сходился на конус. По форме